| Лабиринт первый. "Я НАПИСАЛА ДЕТЕКТИВ" |  |
|
Начало романа:
Стояла умопомрачительная жара. Должно быть, немилосердное солнце и повлияло на то, что произошло впоследствии, другого объяснения я просто не могу найти. Плюс не вовремя проявившееся высокомерие и нетерпимость, вовлекшие меня в непредсказуемые события. Все произошло по вине одного моего приятеля, спровоцировавшего данную авантюру. Начало было самое что ни на есть обыденное, не предвещавшее резкого поворота в моей жизни. Зазвонил телефон. Попросили Дениса. Нисколько не удивившись, я ответила, что такого здесь нет, и положила трубку. Ровно через минуту телефон зазвонил опять. — Можно Дениса? — спросил тот же мужской голос, показавшийся мне на этот раз смутно знакомым. Поскольку сразу сообразить, кто это, я не могла, решила поддержать предложенную игру. — Дениса нет, но, если вы скажете, что ему передать, я непременно это сделаю. На другом конце провода явно возникло легкое замешательство. Кто же это развлекается — А когда он будет? — наконец спросил шутник, переварив мое сообщение. — Понятия не имею. А он вам зачем? — Да так, дело есть одно к нему. Жаль, что его нет. Может, мы тогда познакомимся хотя бы? Меня зовут Сергей. А вас? — А я — сестра Дениса. Развлекаться так обоюдно. — Не знал, что у него есть сестра. Перевес в игре сразу оказался на моей стороне: звонивший явно стал менее уверенным, что в свою очередь придавало уверенность мне. И я продолжила: — Как видите, есть. Меня зовут Фекла. — Неужели правда Фекла? — засмеялся кто-то очень знакомо. — Толик, кончай придуриваться. Я уже догадалась, что это ты. С Толиком мы учились в институте. Еще тогда он имел обыкновение разыгрывать окружающих, меня в том числе. Кстати фамилия моя Горчакова. Наталья Владимировна. Но по отчеству меня никто не зовет. — Знаешь, Наташка, — раскололся бывший однокурсник, — а я забеспокоился, ты ли это. Голос похож, но ты так уверенно говорила об этом Денисе, я засомневался: вдруг, думаю, действительно не туда попал. Ты телефон могла сменить, переехать, всякое бывает. Я звоню как болван. — Да ладно тебе, Толик, познакомился бы с девушкой. Что же это я тебе понадобилась неожиданно? — Ты скептически ко мне относишься, Наталья. Когда-то у нас с тобой чуть не случился роман. — Никакого «чуть» не было, дорогой. Это твои беспочвенные фантазии. — Ну так в перспективе... — Вряд ли. — Ты стала такой вредной и, естественно, и не подозреваешь, что прошло пять долгих лет с тех пор, как мы окончили такое замечательное заведение, как институт? — Не может быть! — радостно воскликнула я, мысленно прикидывая, действительно ли прошло столько времени.— Неужели пять лет? — Ни копейки меньше. Встретил я на днях Санька и Гитару. Решили, что неплохо было бы собрать всех. Как же давно я не слышала этих прозвищ! Гитара — Коля Хворов, который так предан своей гитаре, что даже приходил с ней в институт, за что и был прозван соответственно. Санек — это просто Саша Воробьев, помнится, он утверждал, что за помидоры, которые любит больше всего на свете, родину продаст. Но я сильно сомневаюсь, что он совершил бы этот неблаговидный поступок, учитывая то, что я никогда не видела, чтобы он действительно ел помидоры. — Ну и когда состоится это знаменательное событие? — В следующее воскресенье свободна? — Абсолютно. Говори, где и во сколько. — В три у меня. Дорогу-то помнишь? — Недоверие в твоем голосе совершенно излишне, — обиженно фыркнула я, — какие-то странные вопросы, прекрасно помню. — В таком случае — до воскресенья. Не забудь. Мне пришлось позвонить три раза, прежде чем дверь распахнулась. Однокурсники искренне обрадовались — снова объятия, поцелуи, беспорядочные реплики, перебивающие одна другую. Как мы жили целых пять лет, не видя друг друга! Наша встреча проходила довольно хаотично, так бывает, когда собираются люди, давно не видевшие друг друга. Каждый пытался выложить все, что произошло с ним за прошедшие пять лет. А за такой срок произошло, конечно, много. Мы делились своими достижениями, житейскими неудачами, смеялись, рассказывали, кто где работает, кто женился, кто Раздался очередной звонок в дверь, на который никто не обратил особого внимания, а стоило бы. Особенно мне. Толик отправился открывать. И вот хотя бы тут мне встать, вежливо попрощаться и уйти или сбежать по-английски. Не заподозрив, какую ловушку готовит мне судьба, я осталась преспокойно сидеть на диване между Геной и Пузиком, болтая с ними. Перебрасываясь шуточками с бывшими однокашниками, я бросила взгляд на нового гостя: Судьба стояла в дверях, воплощенная в образе Виталия Смирнова, или Говоруна, и вот тут я объясню, почему мы назвали его так когда-то. Спустя несколько дней после начала нашего первого учебного года мы, тогда еще совершенно незнакомые друг с другом, без разногласий и возражений с чьей-либо стороны избрали Виталия старостой группы. Во-первых, никто не желал взваливать на себя эту непростую обязанность. Во-вторых, он, в отличие от остальных, производил впечатление человека очень деятельного и способного нести тяжкое бремя ответственности за таких разгильдяев, какими являлись мы. Да и по возрасту подходил больше, будучи самым старшим. Это и определило наш единодушный выбор. Между собой мы так и называли его, посмеиваясь, — Деловой Человек. Непременно с большой буквы. Уже потом стало ясно: выделяют его не столько деловые качества, сколько то, что он любого заговорит до смерти. Прозвище сменилось на Говорун, и прилипло окончательно. Он не злился на нас, не огрызался, хотя, когда его так называли, в восторге не был. Виталий и раньше оправдывал свое прозвище, а сейчас заслуживал его вдвойне. Больше никто из нас оказался не в состоянии участвовать в разговоре, превращенном стараниями вновь прибывшего в сплошной монолог, посвященный себе любимому. Должно быть, я переусердствовала с шампанским, потому что через час беспрерывных монотонных разглагольствований решила превратить монолог в диалог. И это была первая, но далеко не единственная ошибка в череде промахов, совершенных мною в тот вечер. К тому времени, как я встряла в безобразно долгий монолог, Говорун рассказал нам о своей новой машине — серо-голубом «мерседесе-кабриолете». Затем поведал, как, подрабатывая корреспондентом в небольшой местной газете, попал в органы, придя брать интервью у начальника одного из отделов московской милиции, написал статью о работе отдела, затем — о ходе расследования крупного золотовалютного дела и о прочих своих перипетиях, в результате которых стал постоянно сотрудничать с милицией и, что самое удивительное и смешное, принялся писать детективные романы, правда, под псевдонимом. Раньше литературными талантами он никак не отличался, и заподозрить в этом его никто бы не мог, да и сейчас ими не блистал. Теперь работает в газете, кропая статьи из уголовной хроники. Подумать только! А то, что он еще и пишет детективы в голове не укладывается. Я не являюсь большой поклонницей детективов. Читаю их редко, если что-то попадется, совсем уж от нечего делать. Один из романов Говоруна я и прочитала во время поездки на дачу, в тот момент не зная, кто его автор. Эпохальным это произведение никак не назовешь, в анналы литературы его не внесут. Очень средняя, не слишком интеллектуальная любительщина. И вот в какую-то безумную, роковую для моей последующей жизни минуту я решила высказать свое мнение. — Не знаю, что ты там расследуешь, — начала я свысока, — но то, что ты пишешь, — полнейший бред. Говорун прямо подпрыгнул от моего вопиюще кощунственного заявления. Присутствующие захихикали. — А что тебе не нравится? — возмутился Говорун. Все взгляды перевелись на меня в ожидании дальнейшего. Они уже заскучали, бедные, а тут такое неожиданное представление. Я стала центром внимания. — Да, собственно, ничего, — пожала я плечами, — сюжет абсолютно надуманный. Герои полнейшие дебилы. — Может, ты написала бы лучше? — Уж конечно написала бы, — должно быть, в полнейшем раздражении сказала я, не собираясь ничего писать. — В моих романах, между прочим, описаны исключительно подлинные истории из реальной жизни. И чтоб ты знала, я сам принимал участие в расследовании. — Тогда понятно, — сказала я, ко всеобщей радости сбрасывая Говоруна с возведенного им самим пьедестала, — если уж ты помогал, меня нисколько не удивляет, почему столько нераскрытых преступлений. — Ты не в курсе, у нас полно дел, которые мы раскрываем. — И как же вы их раскрываете? — вкрадчиво заговорила я, умея если надо быть отвратительно-язвительной. — Как твой замечательный следователь Михайлов? Главного героя ты уж не с себя ли писал? Чувствуется твоя вычурная манера выражаться: «Он долго шел, но никуда не пришел», — процитировала я запомнившуюся фразу. — По какому принципу работаешь: когда к писателю приходит муза, он прекращает бездельничать и хватается за перо? Муза тебе досталась ленивая, работаете с ней не перетруждаясь. У тебя такая вязкая манера письма, что в словах застреваешь, как муха в меду, и никак не можешь выбраться. Да еще так бестолково написано: читаешь и не можешь вспомнить, что же это за персонаж и что с ним там было десять страниц назад. Вроде он уже фигурировал, а в какой связи — непонятно. Хочешь бесплатный совет? Там, где достаточно нескольких слов, не говори больше получаса. Любому читающему дураку, — продолжала я свое неуместное разоблачение, — с первой страницы понятно, в чем дело и кто совершил убийство. А этот бедолага твой следователь Михайлов триста страниц мается вопросами — кто? зачем? почему? каким образом? На триста первой его неожиданное озарение посещает: как всё, оказывается, просто было! Ответ на поверхности лежал, я и не заметил! Если он что и выясняет, то совершенно случайно. Зайдет куда-нибудь водички попить, обязательно ценный свидетель навстречу выбежит и тут же выложит факты и улики. Машина у него сломается именно в том месте, где кто-то что-то видел, как кто-то что-то где-то совершил. И ты хочешь уверить, что это правда? — Не уверен, а знаю, — буркнул Виталий. — Ты не представляешь, какую роль в нашей работе играет случай. — И какую же? — окончательно разошлась я, провоцируемая своими не в меру развеселившимися сокурсниками. Фыркающими, толкающими друг друга, тихо делающими какие-то замечания. — Роль покровителя придурков? — Если ты такая умная, Горчакова, шла бы работать в органы. Чего время теряешь? В стране увеличилась бы раскрываемость преступлений! Мы все кретины, ты одна у нас гениальная. — Не надо инсинуаций. Я не говорила, что все кретины. Я сказала это только про придуманного тобой следователя Михайлова. А он, признайся, редкостный. — Ты на словах до того шустрая. Попробовала бы сама. — Да твое «Дело о бриллиантах» раскрыть раз плюнуть. «Дело о бриллиантах» было именно тем романом Говоруна, который я прочитала. Дешевая, бездарная дребедень. — Если так, попробуй — плюнь. Я тебе дам дело, ты его раскроешь как нечего делать. Мы тебя провозгласим Королевой детектива нашего курса. Вступать в перепалки с Виталием было неблагодарное занятие. Но за те пять лет, которые мы не виделись, это успело вылететь у меня из головы. Говорун для начала подавлял словесным напором, не давая тебе передышки и просвета, а потом заговаривал до беспамятства. В этот раз я, должно быть, перешла какие-то неведомые мне границы, ибо вместо обычной словесной атаки, так утомляющей, что ты совершенно перестаешь реагировать и вслушиваться, Говорун позволил себе затеять спор и стал даже как-то удивительно краток, что должно было насторожить меня, но нет, увы, увлеченная спором, я потеряла бдительность. — Испугалась? — подначивал Смирнов. — Спорим, не сможешь? — Спорим, смогу? — И на что? — не упустил возможность укрепить свои рубежи Говорун. За несколько минут я изменила жизнь, позволив втянуть себя в нелепейший спор настолько глубоко, что выбраться не представлялось возможным. Признаю: эту яму я старательно выкопала себе сама. Можно было еще исправить положение, но я, не задумываясь, добровольно шагнула в нее. Мне и этого показалось мало. Я попросила закидать меня землей и воткнуть цветочки в добровольную могилку, произнеся: — Если я докопаюсь до сути, ты отдашь мне свою шикарную машину. Не то чтобы я в тот момент действительно решила участвовать в каких бы то ни было расследованиях. Я еще в своем уме. Это было так, для смеха, чтобы еще больше разозлить вечно раздражающего меня сокурсника. Не думала я ни о чем другом. — Ладно, — бросил Говорун, злясь на мою невозмутимость и возвращая всех и в основном меня к главному событию вечера, — получишь машину. Но если проиграешь, а ты проиграешь, уверен, отдашь бабушкины серьги. Единственная дорогая вещь в прямом и переносном смысле, оставшаяся у меня от бабушки, были старинные серьги с рубинами. Оба мы были не в себе. Оба мы вели себя глупо и заслужили хорошей трепки. Мои сокурснички (тоже мне друзья!..), вместо того чтобы вмешаться, привести нас в чувство, с неослабным вниманием и извращенным наслаждением наблюдали дурацкий поединок. Они еще и масла в огонь плеснули: — Мы будем свидетелями. Спасибо тебе, Толик, большое. Надеюсь, после своего блестящего заявления ты перестанешь мечтать о продолжении нашего романа, не имеющего начала, но благополучно нашедшего свой бесславный конец? Дальше события развивались стремительно и помимо меня. Последнего слова мне не дали, и даже апелляцию подать я не имела права. — Нам нужно определить какой-то срок и обязательно записать условия, — заметила Катя Данилова. — Точно, — поддакнул Коля Гитара. — Эй, могу я слово вставить? — попыталась вмешаться я, чтобы заявить, что глупейшая шутка затянулась и участвовать в ней мне нисколько не хочется. Никто меня не услышал или скорей не обратил внимания. Я могла протестовать сколько угодно. — Так сколько времени мы дадим? — не успокаивалась Катя. — Месяц достаточно или мало? — размышлял вслух Санек. — Месяца вполне достаточно, — решил за всех Толик, узурпировав на правах хозяина бразды правления. — Нужно выпить за удачное завершение проекта, — высказался Димон, немного заскучавший от бесполезной траты времени, когда пропадает столько неплохих напитков. В пылу обсуждения его предложение оставили без внимания. — Только ты не давай ничего безнадежного, — внесла свою лепту Света, волнуясь за меня, — а то придумаешь такое, что лет двадцать раскрыть не смогут. — Да я ей самое простенькое дело подберу, — клятвенно пообещал Говорун, — она и с ним не справится. Однако деваться было уже некуда. Кто-то быстренько состряпал письменный документ, зафиксировав условия сделки. Даже не подумав прочитать, когда мне его подсунули, я поставила свою подпись. То же проделал и Говорун, после чего начал судорожно прощаться, бормоча невнятные оправдания, и вскоре вылетел из квартиры. — И все-таки надо выпить, — продолжал настаивать Димон. На этот раз его поддержали, веселье понеслось полным ходом. Происшедшее казалось абсолютным безумием, помрачением рассудка (остается надеяться, что временным... Продолжение читайте в книге! |
