| Лабиринт третий "ЛОХ-НЕССКОЕ ЧУДОВИЩЕ" |  |
|
Бывает, что случай определяет многое в жизни, а бывает так, что и все. Не вовремя сказанная мною фраза на вечеринке, устроенной моими друзьями в честь пятилетия окончания нами института, повернула мою не слишком наполненную приключениями жизнь в иное русло, и Я НАПИСАЛА ДЕТЕКТИВ. Нет, не на бумаге — я написала его в жизни. Литературное воплощение его произошло несколько позднее, в свое время я расскажу об этом.
Что касается этой истории, ее также решил случай, причем несколько лет назад. Я открыла в Интернете бесплатный почтовый ящик (что тут особенного?) для деловой корреспонденции и изредка для переписки с немногочисленными друзьями (немногочисленными, поскольку компьютерами, а тем более Интернетом в то время обладали далеко не все). И вот однажды я обнаружила странное послание с неизвестным мне обратным адресом. Подумав, что это нечто рекламного характера, я тем не менее решила его посмотреть, надеясь при этом не подцепить какой-нибудь компьютерный вирус, а вернее, я вспомнила об этом позднее, уже раскрыв письмо. Первое, что бросилось в глаза, — латинский шрифт. Потом я различила отдельные слова. При взгляде на страничку английского текста я поняла, что ошиблась в оценке. Это не реклама. Ну что за странность писать по-английски? Хотя и это объяснялось. У меня есть приятель, у которого на компьютере только латинский шрифт. Но с ним в переписке я не состою, он даже моего электронного адреса не знает, так что это точно не он. Обращались по имени и предположительно не ко мне, потому что имя Эжен не только не было моим, а скорее являлось мужским. Пользуясь Интернетом, многие придумывают себе замысловатые псевдонимы, так что само имя как раз не удивило. В конце стояла подпись — Марк, а среди моих знакомых такого не было. Английским я владею далеко неблестяще, поэтому пришлось покопаться в словаре. В результате предпринятых усилий послание было расшифровано, и стало окончательно очевидно, что этот самый Марк неправильно набрал адрес и, возможно, всего из-за одной неверной буквы письмо попало ко мне. Ничего особенного в нем не содержалось, Марк рассказывал о своей поездке к друзьям на выходные и договаривался с Эженом о встрече. Подумав, что из-за нелепой ошибки их встреча может не состояться, чувствуя некоторую ответственность за происшедшее, я написала Марку о том, что случилось, потратив час на более или менее приемлемый перевод. С английским мне не слишком везло. В пятом классе, когда у нас начались уроки иностранного языка, мне ужасно понравилось заниматься. Даже после школы с подругами я болтала на эту тему. Но спустя полгода наша учительница ушла в декрет, и этот предмет был заменен географией, что объяснялось довольно просто: тогда нашей классной руководительницей была географичка. Таким образом, наше обучение иностранному языку прервалось на «table» и «apple». Вторая учительница, Ольга Павловна, появившаяся в шестом классе, не слишком обращала внимание на то, что бедные детки могут скорее рассказать про полезные ископаемые, нежели про не менее полезные английские глаголы, и продолжила преподавать по следующему учебнику, не заполнив зияющую брешь, образовавшуюся в наших знаниях. Ко всему прочему, самому предмету она уделяла не особенно много времени. Ей гораздо интереснее было потрепаться о шмотках или своей семье (все это по-русски). И только минут за десять до конца урока она вспоминала, что неплохо было бы и языком заняться. Так что, имея отрывочные сведения, кое-что зная, я не знала ничего. Следуя закономерной последовательности, я поступила в институт, где к иностранным языкам отношение сложилось крайне условное. Он был у нас всего два года, и прошли эти занятия как сон. Кроме меня в английской группе оказались одни мальчики, и на их фоне мои бессистемные, уродливые знания можно было назвать блестящими. На первом курсе (обратите внимание — института!) мы проходили «My name is...» и «The table is small». Другого я ничего не помню. Учебник, написанный заведующей кафедрой иностранных языков, адаптированный специально для художественных вузов, сложностью и изысканностью не отличался. Освоив его, можно было с легкостью сообщить свое имя, узнать «Как пройти...» и, ничего не поняв из ответных объяснений, направиться в другую сторону. Позже я нашла в том учебнике массу ошибок. Периодически у меня все же возникали порывы изучить английский. Кое-какие результаты они приносили, я стала даже слегка разбираться в грамматике, но этого было мало, мой энтузиазм постепенно затухал, чтобы в очередной период времени разгореться вновь. Я начинала ходить на курсы, выбирая не самые удачные. И иногда, читая текст вслух, вдруг изумляла преподавателя отменным произношением. Откуда оно бралось и куда исчезало, мне неведомо. Мой интерес к английскому был спиралеобразен и практического применения пока не находил. Когда спустя несколько дней после отправки письма незнакомцу из всемирной паутины пришел ответ, я страшно удивилась. Закрутившись, я уже и думать забыла об этом неожиданном происшествии. Марк поблагодарил меня за оказанную любезность, посетовал на свою невнимательность при наборе адреса и предложил что-нибудь рассказать о себе. Так завязалась наша переписка. Общение с Марком явилось благоприятным стимулом для усовершенствования моего далеко не совершенного, даже примитивного английского. Обмен корреспонденцией длился несколько лет, и в ходе его мы подружились, много узнали друг о друге: о нашем отношении к жизни, о привязанностях, предпочтениях, привычках. Мы писали о том, что происходит в нашей жизни, о друзьях, работе, политике, о том, что нас волновало, — короче, обо всем. Марк нравился мне, хотя мы с ним никогда не встречались. Для этого было одно довольно серьезное, хотя в принципе и преодолимое препятствие: мы живем в разных городах. Как-то не случилось, чтобы он приехал ко мне или я приехала к нему. Более того, я живу в Москве, а он несколько западнее — в городе Портсмут, что на юге Англии. Так что встретиться нам не так уж просто. Но... Но я уже серьезно настроилась на поездку, получила визу, у меня есть даже билет на самолет. Марк обещал встретить меня в аэропорту. Надеюсь, мы узнаем друг друга. До нашей встречи осталось совсем чуть-чуть. В Москве погода стояла прекрасная, особенно для сентября. Такая же ждала меня в Лондоне, судя по последним сообщениям Марка. Салон самолета был заполнен чуть больше чем наполовину, можно было занять любое место, и я устроилась у иллюминатора. Проводив взглядом уплывающую землю, стала разглядывать облака, белыми шапками раскинувшиеся внизу, напоминающие горные вершины, засыпанные снегом, особенно красивые в лучах солнца. Одна моя знакомая страшно боится летать на самолете, постоянно прислушивается, нервничает и то и дело говорит: «По-моему, мотор работает как-то не так... Такое впечатление, что мотор не работает вообще... Вам не кажется, что мы летим неправильно?» Лично я обожаю летать на самолете. Для меня вообще нет ничего лучше поездки. Практически на любом виде транспорта. Заранее живу в предвкушении, и порой сам переезд для меня гораздо привлекательнее, чем пребывание где-то. Но не в этот раз. Англия была давней мечтой. И через какие-то три часа (подумать только!) я ступлю на английскую землю. Приземлившись в Хитроу, я отправилась за толпой наших туристов получать багаж. Где-то там, совсем рядом, меня ждал Марк. Что, если мы не узнаем друг друга? Или он не приедет? Нет, такого просто не может быть! И думать об этом не хочу. Получив багаж, я осмотрелась и пошла за остальными. Марка я увидела сразу. Он растерянно обозревал женщин, выходящих в зал прилета, явно не решаясь сопоставить ни одну с моими фотографиями. На них я получилась такой разной. К тому же я собрала волосы в хвост, чтобы не мешали, и он может меня не узнать. Я направилась к нему. — Привет, Марк, — сказала я и тут же сообразила, что по привычке заговорила с ним по-русски. И тут же испугалась: что, если мы не поймем друг друга, в прямом смысле не найдем общего языка? Тогда не сможем с ним разговаривать. Ведь одно дело переписка, когда у тебя под рукой словарь, другое — живое общение. Ему хорошо, ему не нужно говорить на незнакомом языке. Что же делать? Я запаниковала, но взяла себя в руки и исправилась: — Hi, Mark. — Наташа! Это действительно ты? Последовал обмен непременными: how do you do? How are you? Дальнейшее привожу по-русски. Перевод мой. Вольный. Пояснения, включающие лирические, исторические и прочие, тоже. У нас не возникло неловкой паузы. Несмотря на то что виделись мы впервые, мне казалось, что я знаю его давно и очень хорошо. И это действительно было так. Надеюсь, у него сложилось такое же впечатление. — Я ужасно рад тебя видеть, — сказал он. — Не представляешь, как я рада. Вдруг испугалась, что тебя не будет. — А я боялся, что ты не прилетишь. Как прошел полет? — Прекрасно. — Не волновалась после всех этих авиакатастроф? — Нисколько. — У тебя хороший английский. Ты притворялась, что плохо говоришь. — Да нет, это я сейчас притворяюсь, что говорю по-английски. Вот у тебя действительно хороший английский, — серьезно вернула я комплимент. — Удивлена? — улыбнулся он. — Очень. — Давай вещи. Пойдем. Мы вышли из здания аэровокзала. Небо было плотно затянуто тучами. — Погода подвела, — словно угадал мои мысли Марк. — У нас говорят, что уезжать или приезжать в плохую погоду — к удаче. — Надеюсь, ты не ждала тумана? — Если я не увижу Лондон в густом, молочном тумане, то буду жутко разочарована, — призналась я. — Боюсь, так оно и случится. — Оставь мне надежду. Дай свыкнуться с этой ужасной мыслью. Погрузив мой чемодан в багажник машины, Марк открыл переднюю дверцу, усадил меня и спросил: — Ты не слишком устала? — Совсем не устала. — Сейчас мы поедем к брату. Он с женой ждет нас. Мы катили по прекрасному шоссе. Мне с трудом удавалось обозревать окрестности, что сделать очень хотелось. Я была сосредоточена на восприятии непривычной английской речи, адаптации ее на русский и обратный перевод своих ответов. Этот процесс отнимал все силы и внимание. Марк, надо отдать ему должное, старался говорить небыстро и четко, прощая мои возможные огрехи в построении предложений и, безусловно, в произношении. Таким образом, мы неплохо понимали друг друга. — Так странно после стольких лет переписки видеть тебя, — сказал Марк. Я была согласна: — Мне тоже очень странно. Иногда я сомневалась: а существуешь ли ты на самом деле? Постоянно общаясь с компьютером, получая через него послания, я начинала думать, что ты плод моего воображения и компьютера, виртуальное создание. — Убедилась, что я настоящий?.. Совершенно не понимаю, что творится с погодой. Было так замечательно — и вдруг в самый день твоего приезда изменилась. — Будем надеяться, что ненадолго. — И что это не испортит нашей встречи. — Конечно нет. Подумаешь, маленький дождик. На самом деле мое отношение к дождю было не так оптимистично. Всегда обидно, если у тебя отпуск, а погода портится, и вдвойне обидно, когда ты приезжаешь куда-то и попадаешь в затяжной дождь. Буду думать, это не наш случай, дождь — нелепая случайность, солнце не заставит себя долго ждать. Так мы и ехали, разговаривая о переменах погоды, о том, кто из нас как представлял себе другого. Переписывались мы с Марком долгое время — это так, но виделись впервые и словно заново знакомились. Даже если тебе кажется, что на основании письменного диалога ты хорошо знаешь кого-то, встречаясь с ним, узнаёшь другого человека, потому что заочно обязательно наделяешь его какими-то чертами, возможно нехарактерными для него. Ты видишь его фотографии, читаешь письма, а остальное придумываешь сам. После этого привыкнуть к реальности значительно сложней. Но есть и плюсы: ты знаешь, что ему нравится, что он любит, какие у него интересы. И следует заметить, что гораздо проще рассказать о себе в таком общении, как наше — через тысячи километров. С одной стороны, можешь подать себя исключительно в выгодном свете, умолчав о своих недостатках и не самых лучших своих поступках. С другой — быть откровенным и ничего не стыдиться намного легче. Начиная переписку, мы и не задумывались о том, что когда-нибудь встретимся. Все началось довольно странно, и что будет дальше, предсказать трудно. Первые письма были отчасти обусловлены долгом вежливости. Я оказала Марку незначительную услугу, он меня поблагодарил. Перебросились несколькими фразами, познакомились, потом втянулись. Мы писали практически каждый день, хотя бы несколько строчек, в течение не одного года, а это, согласитесь, создает определенную близость. Вольно или невольно начинаешь считать другого своим человеком, ты уже не в состоянии отделить его от своей жизни. Если не получаешь письма, тебе чего-то не хватает, ты испытываешь дискомфорт и бросаешься к компьютеру, забрасывая своего корреспондента вопросами: что случилось? с тобой все в порядке? как твои дела? Вы даже обижаетесь друг на друга, спорите, ссоритесь, но вы уже не в состоянии расстаться. Конечно, во всем этом существует определенный риск: вдруг вы окажетесь не такими, как нарисовало воображение, и вас подстережет разочарование. А нам так хорошо было вместе-раздельно, что закрадывалось сомнение: стоит ли что-нибудь менять? Но как гласит английская пословица: сircumstances alter cases — все зависит от обстоятельств. Следовательно, эту встречу я бы назвала смелым шагом. Разочарования не наблюдалось ни с одной, ни с другой стороны, во всяком случае пока. Мы болтали, шутили. Что касается последнего, мне было несколько сложнее. Когда под рукой словарь, легче выразить свою мысль, будь то в шутливой или серьезной форме. Сейчас я осталась один на один с английским языком, а вот с ним наши взаимоотношения ровными и приятельскими никак не назовешь. Взаимопонимание мы находим не всегда. Поэтому шутки мои можно назвать сомнительными. Не в плане их содержания, а в форме их воплощения. Насколько то, что я хотела сказать по-русски, удавалось мне передать по-английски, затрудняюсь судить. Иногда Марк смеялся, но вот над чем? Над тем, что я сказала, или как я это сказала? Буду совершенствоваться. Приведет ли это к конкретному результату, утверждать не берусь... продолжение в книге! |
